Курт Воннегут

Я все еще сидел в баре с Ньютом, с Лоу Кросби, еще с какими-то незнакомыми людьми, когда вдали показался остров Сан-Лоренцо. Кросби говорил о писсантах:

– Знаете, что такое писсант?

– Слыхал этот термин,  – сказал я,  – но очевидно, он не вызывает у меня таких четких ассоциаций, как у вас.

Кросби здорово выпил и, как всякий пьяный, воображал, что можно говорить откровенно, лишь бы говорить с чувством. Он очень прочувствованно и откровенно говорил о росте Ньюта, о чем до сих пор никто в баре и не заикался.

– Я говорю не про такого малыша, как вот он.  – И Кросби повесил на плечо Ньюта руку, похожую на окорок.  – Не рост делает человека писсантом, а образ мыслей. Видал я людей, раза в четыре выше этого вот малыша, и все они были настоящими писсантами. Видал я и http://www.o-outofprint.ru маленьких людей-конечно, не таких малышей, но довольно-таки маленьких, будь я неладен,  – и вы назвали бы их настоящими мужчинами.

– Благодарствую,  – приветливо сказал маленький Ньют, даже не взглянув на чудовищную руку, лежавшую у него на плече. Никогда я не видел человека, который так умел справляться со своим физическим недостатком. Я был потрясен и восхищен.

– Вы говорили про писсантов,  – напомнил я Кросби, надеясь, что он снимет тяжелую руку с бедного Ньюта.

– Правильно, черт побери!  – Кросби расправил плечи.

– И вы нам не объяснили, что такое писсант,  – сказал я.

– Писсант – это такой тип, который воображает, будто он умнее всех, и потому никогда не промолчит. Чтобы другие ни говорили, писсанту всегда надо спорить. Вы скажете, что вам что-то нравится, и, клянусь богом, он тут же начнет вам доказывать, что вы не правы и это вам нравиться не должно. При таком писсанте вы чувствуете себя окончательным болваном. Что бы вы ни сказали, он все знает лучше вас.

– Не очень привлекательный образ,  – сказал я.

– Моя дочка собиралась замуж за такого писсанта,  – сказал Кросби мрачно.

– И вышла за него?

– Я его раздавил, как клопа.  – Кросби стукнул кулаком по стойке, вспомнив слова и дела этого писсанта.  – Лопни мои глаза?  – сказал он.  – Да ведь мы все тоже учились в колледжах!  – Он уставился на малыша Ньюта: – Ходил в колледж?

– Да, в Корнелл,  – сказал Ньют.

– В Корнелл?  – радостно заорал Кросби.  – Господи, я тоже учился в Корнелле!

– И он тоже.  – Ньют кивнул в мою сторону.

– Три корнельца на одном самолете!  – крикнул Кросби, и тут пришлось отпраздновать еще один гранфаллонский фестиваль.

Когда мы немного поутихли, Кросби спросил Ньюта, что он делает.

– Вожусь с красками.

– Дома красишь?

– Нет, пишу картины.

– Фу, черт!

– Займите свои места и пристегните ремни, пожалуйста!  – предупредила стюардесса.  – Приближаемся к аэропорту «Монзано», город Боливар, Сан-Лоренцо.

– А-а, черт!  – сказал Кросби, глядя сверху вниз на Ньюта.  – Погодите минутку, я вдруг вспомнил, что где-то слыхал вашу фамилию.

– Мой отец был отцом атомной бомбы.  – Ньют не сказал «одним из отцов». Он сказал, что Феликс был отцом.

– Правда?

– Правда.

– Нет, мне кажется, что-то было другое,  – сказал Кросби. Он напряженно вспоминал.  – Что-то про танцовщицу.

– Пожалуй, надо пойти на место,  – сказал Ньют, слегка насторожившись.

– Что-то про танцовщицу.  – Кросби был до того пьян, что не стеснялся думать вслух: – Помню, в газете читал, будто эта самая танцовщица была шпионка.

– Пожалуйста, джентльмены,  – сказала стюардесса,  – пора занять места и пристегнуть ремни.

Ньют взглянул на Лоу Кросби невинными глазами.

– Вы уверены, что там упоминалась фамилия Хониккер?  – И во избежание всяких недоразумений от повторил свою фамилию по буквам.

– А может, я и ошибся,  – сказал Кросби.